Долина совести - Страница 2

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Те, кто не желал принимать участие в шутке – в основном девчонки – поспешно смылись. Прочие копались в портфелях, ожидая, пока уйдет Ждан, чтобы сразу же выйти следом.

Влад разглядел табличку, когда Ждал был уже в дверях. Коротенькое гадкое слово, означавшее пожирателя какашек, снабжено было подробной чернильной иллюстрацией – как именно, где и кем эта трапеза совершается.

Влад не первый год учился в одном классе с Кукушкой и умел разговаривать не только по-человечески, но и на хлестком «кукушкином» языке – однако его чуть на стошнило. Он узнал руку Линки Рыболов – та не раз брала призы на каких-то конкурсах юных художников…

Ждан брел по длинному школьному вестибюлю; Владу вдруг страшно захотелось, чтобы по дороге ему встретился кто-то из учителей. Чтобы заметил белую бумажку на черной школьной курточке – и отлепил ее от сгорбленной спины именинника.

А потом последует нудный «воспитательный» час, нотации и выяснения, и Ждан, опять оказавшийся в центре всеобщего издевательского внимания, будет сидеть, втянув голову в плечи (он ведь старается не плакать на людях!). А Глеб Погасий снова будет объяснять, что от этого мальчика воняет, а Линка Рыболов, красивая девчонка с почти сформировавшейся фигурой, будет хлопать длинными ресницами и отпускать реплики, будто оправдываясь, и полкласса будет валиться под парты от смеха…

Нет. Пусть лучше Ждан придет домой (через три длинных улицы) и, сняв куртку, сам обнаружит на спине своей художественную нашлепку. Никто не увидит его лица – если рядом не окажется матери или сестер. Потом соберутся гости – взрослые приятели Ждановых родителей, будут громко пить за его здоровье, а Ждан запрется в своей комнате…

Влад вдруг ясно понял, что на месте Ждана в такой ситуации просто лег бы и умер. Вот околел бы от стыда и унижения – под здравицы пьяных гостей, доносящиеся из-за тонкой стены…

Школьный вестибюль был пуст – младшеклассники давно разошлись, старшие были уже на седьмом уроке. На расстоянии двадцати шагов за Жданом следовали, давя смех, Кукушкины прихлебатели. Ждан толкнул входную дверь.

Влад не собирался ссориться с Кукушкой. Вот если бы сегодня в школу пришел Димка Шило, Владов друг – они бы вдвоем что-нибудь придумали… Но Димку сегодня повели к врачу, и его не будет. Влад совсем один, и зачем ему ввязываться…

Длинные шнурки Ждана стелились по земле. Владу ничего не стоило наступить ненароком на один из них, так что при следующем шаге Ждана из неаккуратного бантика получились две еще менее аккуратные веревочки.

– У тебя шнурок развязался, – сказал Влад равнодушно.

И, когда Ждан наклонился, чтобы восстановить погибший бантик – протянул руку и отлепил картинку с его спины. Скомкал и сунул в карман.

– Ты чего? – спросил Ждан, что-то уловивший краем глаза.

– Ничего, – сказал Влад.

Ждан подозрительно на него покосился. Потом сделал то, чего не делал ни разу в жизни – подошел к тройному зеркалу, помещавшемуся у входа, и осмотрел в него свою спину…

Ничего не увидел, пожал плечами – и пошел домой. Отмечать день рождения.

* * *

– Ты оборзел, придурок? Ты это рисовал, что теперь рвешь, засранец вонючий? Ты, блевотун, всему классу кайф обломал!

Глеб Погасий шипел, брызгая слюной, и зловеще прищуривал глаз, но Влад прекрасно понимал, что ему нужен сейчас не Глеб. Что единственное его спасение… Если оно вообще-то есть, спасение… Что оно стоит у Глеба за спиной, шагах в пяти. Что нужно до него добраться – сейчас. Завтра будет поздно… Завтра только ленивый не налепит свою жвачку на его портфель, не плюнет в стакан с яблочным соком, не подхватит радостно то самое слово, так отравившее первый школьный год и теперь извлеченное – молодец Кукушка, ничего не забывает! – из каких-то особенных сундуков с отложенными до времени подлостями…

Влад не собирался ссориться с Кукушкой.

Владу ни к чему был этот демарш. Ждан не один год жил официальной жертвой. Это Влад полез бы вешаться от какой-то там бумажки, а Ждан – он выносливый…

По физкультуре у Влада было «четыре». Он неплохо бегал и здорово играл в футбол, зато подтягивался плохо и силовых упражнений не любил. Вот если бы рядом оказался Димка Шило… Если бы сегодня, именно сегодня не вмешались в ход событий проклятущие Димкины гланды…

Оставалась призрачная возможность, что все обойдется. Что завтра ничего не изменится. Забудут, не захотят связываться, простят, и надо только состроить гримасу попрезрительнее, обойти Глеба – он все равно не дерется, только языком пачкает – и идти, идти себе спокойненько домой…

А Кукушка, стоявший у Глеба за спиной, был несомненно доволен. Что ему Ждан, давно наскучившая игрушка, когда можно прищучить кое-кого поинтереснее…

Не сводя глаз с орущего Глеба, Влад прижал подбородок к груди.

Как противно, как пусто, как щекотно в животе. Как слабеют колени. Как просто повернуться и уйти… перепрыгнув через Глебову подножку…

Рядом стояли Супчик и Клоун, оба на голову выше Влада, да и Кукушки выше на голову, переростки. Надо разозлиться, но злости нет. Только страх и брезгливость, но страх сильнее. Ну что вспомнить, ну?! Как Кукушка сует дохлого котенка в портфель Марфе Чисторой? Как Кукушка, привязав веревку к лапе живого воробьеныша, раскручивает его над головой под гогот прихлебателей? Как Кукушка лепит комочек жвачки на лоб покорного Ждана?

Вместо всего этого вспомнилось одно короткое слово. «Сын гулящей женщины, за ненадобностью подки…»

Удар Супчика удалось отбить, но рука сразу онемела. Удар Клоуна пришелся в ухо – у Влада потемнело в глазах, а мир вокруг запищал, но не по-комариному, а так, как пищит иногда забытый телевизор, показывая настроечную таблицу…